Зимнему Солдату не раз приходилось похищать людей. Потенциальные информаторы, особо жирные крысы или очередные мутанты — его не касалось. Он не принимал абсолютно никакого участия в делах ГИДРЫ, даже если бы вдруг захотел. Таких как он не посвящают в детали. Как бы не отмечалась его значимость для организации, он был всего лишь марионеткой в руках высших умов, использующих его руки для своих грязных дел. Зимнему Солдату не положено задавать никаких лишних вопросов: ГИДРА заботится о сохранении своих тайн. Даже если его поймают, хоть это и было практически исключено, он будет бесполезен, ибо разум его был чист и, фактически, уничтожен.
Барнс функционировал как машина, был таким же грубым и хладнокровным. Это был не человек, хоть за маской и скрывалось его лицо: ничего в нем не осталось, все было стерто. Эти руки — одна настоящая, другая механическая — не держат ничего, кроме оружия. Любые другие предметы кажутся лишними и неестественными. Зимний Солдат не помнит, что он и зачем он, потому что все, ради чего он функционирует — поручения ГИДРЫ. У него нет своих мыслей, нет своих идей и нет никаких сомнений. Он был оружием в руках невероятно сильной организации, причем оружием весьма эффективным и превосходящим любое другое.

Джеймсу показали фотографию цели. Он не подозревал, кем является этот человек и зачем он понадобился его хозяевам. Ему незачем было знать. Все, что он понимал: его нужно схватить. В этот раз руководство предпочло ограничиться одним лишь похищением, но о сопутствующем ущербе умалчивало: Зимний Солдат не был приучен к аккуратности.
Его доставили к предполагаемому местонахождению цели. Никого не должно было удивлять, что практически в самый час-пик, этим гребанным несчастливым утром на одной из многолюдных улиц огромного Нью-Йорка развернется побоище (счастье, если небольшое). Ни о какой защите гражданских и банальных мерах предосторожности речи и не шло. Тонированный джип с небольшой группой и, непосредственно, самим Солдатом остановился возле одного из зданий жилого квартала.
Джеймс Барнс не любил долгих прелюдий, предпочитая действовать сразу. Не дожидаясь каких-либо инструкций или приказов (хотя, их обычного и не следовало: Зимнего Солдата предоставляли самому себе, не сомневаясь в его преданности и исполнительности), он вытащил ствол из кобуры на поясе, снял с предохранителя и прицелился в объект, который высмотрел еще из машины. Практически сразу Баки выстрелил, прострелив своему заданию плечо. Этого вполне хватило, чтобы остановить его.

Зимний Солдат любил действовать без предупреждения. Агенты, прибывшие на задание вместе с ним, пока держались в стороне. Они вообще находились здесь больше формально, нежели действительно по необходимости: их роль заключалась в том, чтобы, в случае чего, помочь или направить оружие ГИДРЫ, которое, как правило, справлялось самостоятельно. Они никогда не вмешивались без особой надобности, потому что прекрасно осознавали об отсуствии понятия какой-либо значимости для Зимнего Солдата. Не всем из них хотелось по глупости попасть под горячий биомеханический протез и сложить свою голову так бессмысленно и беспощадно.
Барнс приближался к парню, который, судя по всему, пребывал в несколько шоковом состоянии. Тем не менее, никакие моральные и физические страдания объекта Зимнего Солдата не интересовали. За считанную минуту он преодолел ничтожное расстояние выстрела и оказался рядом с человеком, которому только что прострелил плечо. Он стоял на коленях и зажимал рану. Должно быть, ему правда было адски больно. Джеймс знал, что такое получать огнестрельные ранения.
Он не видел лица парня, поскольку подошел к нему сзади. Не теряя времени, Барнс с силой схватил его бионической рукой за раненое плечо, разворачивая к себе. Возможно, сделал это специально: Зимний Солдат не отдавал отчета своим действиям, намеренно причиняя боль по привычке.
— Поднимайся, — скомандовал Барнс. Плотная маска сильно искажала голос, который и без того звучал достаточно резко и грубо. Теперь он и вовсе казался нечеловеческим, машинным.

Сквозь затемненные линзы Джеймс видел страх. Он всегда видел только страх, кормящий его чудовище. Что-то, тем не менее, внутри зашевелилось. Барнс не мог сказать однозначно, бывало ли так раньше. Возможно, иногда случалось, когда он ощущал на уровне интуитивном, что перед ним не тот, кто мог бы заслуживать своей печальной участи. Эти зачатки сомнений были бы свойственны сержанту Барнсу, но не Зимнему Солдату.
Баки Барнс продвигался сквозь механизм прекрасно смазанной убийственной машины, организм жестокого зверя-убийцы, сердце которого еще билось.
Кажется, его обнуляли уже не с той тщательностью, как лет двадцать назад, и отголоски прежней личности пробирались сквозь бреши в идеализированной сети многоглавой ГИДРЫ, рискуя подорвать все к чертям.

Зимний Солдат никогда не задавался вопросами, откуда ГИДРА берет новые цели. Для него схема всегда ограничивалась коротким диалогом с куратором, тоненькой папкой с информацией об объекте и, непосредственно, самом выполнении задания. О том же, кто все эти люди и чем они помешали его владельцам, Барнс никогда не думал. Думать он, опять же, и не должен: в его задачу это не входит.

Почему-то сейчас, глядя на перепуганного юношу, которому и на вид можно было дать не более двадцати пяти лет, Барнс был не так уж сильно уверен в том, что он делает и, главное, зачем. Тем не менее, сомнения были быстро отогнаны. Они мешали сосредоточиться. Зимний Солдат предпочитал действовать по указаниям, и в данный момент они предписывали доставить этого парня как минимум живым, можно не очень здоровым.
Баки отметил, как неплохо он держится для того, кому только что прострелили плечо. На его вопросы солдат ГИДРЫ отвечать даже не думал, потому что это не входило в его обязанности. Да и смысла особого не было, так как парень был уже на пути к праотцам то ли от невыносимой боли, то ли от страха – в такие тонкости Барнс не вдавался, про себя просто констатировав факт отключки объекта.

Так, честно говоря, работать было даже проще.

Волочить кровоточащее тело по асфальту было слишком даже для Солдата, который все-таки понимал, что за сильную порчу физической оболочки объекта его по голове не погладят. Возможно, наконец-то в его отмороженном сознании зародилось нечто похожее на сочувствие. Барнс отпустил раненое плечо парня. Не долго думая, Солдат подхватил его на руки и понес в сторону автомобиля.

— Ты сегодня быстро, — хмыкнул агент, ухмыляясь тому, как Барнс с неловкой аккуратностью запихивает тело объекта в салон, пытаясь не доломать его окончательно. Джеймс молчит. Он не отвечает на провокации, потому что, честно говоря, и сам не понимает, с чего он вдруг так ведет себя. Непонимание раздражает его так сильно, что он с силой хлопает дверью авто, заставив преисполненного ехидством агента вздрогнуть. Барнс разворачивается и замечает, что продолжение насмешки застревает у шутника в глотке. Зимний Солдат молчит, злобно прожигая его взглядом.

Рывком Джеймс открывает переднюю дверь джипа и садится на пассажирское сидение возле водителя. За рулем сидит человек, смутно ему знакомый. По большому счету, Баки не знает тех, с кем работает, и даже сейчас его это не беспокоит. Он не говорит ни слова, и водитель тоже молчит. Он просто поворачивает ключ зажигания. Ровный гул мотора немного успокаивает Джеймса, и он откидывается на спинку сидения, позволяя себе немного расслабиться. В зеркале заднего вида он видит юношу, которого только что захватил по приказу. Барнс прокручивает в памяти его слова, и в самом деле задумывается, чем он мог помешать ГИДРЕ. Он не выглядел опасно, чтобы было за что его уничтожить.

— Что с ним сделают? — внезапно спрашивает Барнс. Он ловит на себе удивленный взгляд водителя. Его можно было понять. Возможно, Зимний Солдат впервые в жизни интересовался судьбой того, кому ее ломал по чужой воле. Тем не менее, ответ он получил.
— Ничего хорошего, — усмехается попутчик, и Джеймсу становится немного не по себе. Но он отгоняет сомнения. «Это не мое дело — убеждает он себя, — уже не мое».
Барнс отводит взгляд от зеркала, избегая смотреть на отключившегося юношу. Вместо этого он смотрит в боковое окно, на утренний суетливый Нью-Йорк, стремительно проносящийся пестрыми пятнами за стеклом. Кто знает, когда он увидит его в следующий раз.

Джеймс бездействовал несколько часов. Он не привык так долго находиться вне криокамеры и просто не понимал, почему его наконец не усыпят. Его предупреждали, что после каждого выполненного задания он будет вновь погружаться в спящий режим в ожидании новых приказов. Так долго его в мире живых еще не оставляли.

Барнс понятия не имел, что в лаборатории делают с этим парнем. Собственно, едва ли он вообще хотел это знать. Все это время он сидел напротив двери, ведущей в настоящую пыточную камеру, полную невообразимой сложности инструментов и угрожающих приспособлений: фиксаторы, тихо шумящие генераторы, невообразимое количество неизвестный препаратов, шприцы, скальпели, зажимы, иглы и еще много нехороших игрушек, вид которых вызывал у Барнса непроизвольные спазмы желудка. Он имел ко всему этому внутреннюю неприязнь, о природе которой мог лишь догадываться. Едва уловимый скрежет сжимающихся металлических пластин и вибрирующий звук идеально отлаженного механизма бионического протеза без всяких слов могли объяснить связь Зимнего Солдата с лабораториями ГИДРЫ. Барнс не мог помнить этого, но подсознательно ощущал явное отторжение.

В мучительном ожидании Баки не проронил ни слова. Агент, приставленный к нему охраной, тоже не спешил завязывать диалог. Возможно, Пирс слишком расслабился, раз позволил Зимнему Солдату оттаивать фактически наедине с собой, да и последние промывки его почти векового мозга, кажется, прошли не слишком удачно, иначе как объяснить излишне активную мыслительную деятельность объекта на посторонние, дел не касающиеся, темы?
Джеймс даже не мог сформулировать, что его смущает во всем этом больше: неясность его роли или неясность роли ГИДРЫ. Тем не менее, в прозрачных голубых глазах Зимнего Солдата начал появляться осмысленный блеск. Он уже не смотрел затравленно в одну точку перед собой, пребывая в некотором ожидании.
Временного напарника нисколько не смущала подозрительная активность обычно вялого Барнса. Возможно, потому что он довольно редко работал с ним: всего раз до этого, наверное. Да и едва ли он стал бы связываться с суперсолдатом, способным переломать его шейные позвонки одним сжатием холодных металлических пальцев.

Наконец автоматическая дверь лаборатории с тихим шипением отъехала в сторону. На пороге показался еще один агент ГИДРЫ, который нес на руках пойманного Джеймсом парня. Невольно Барнс зацепился за него изучающим взглядом. В его хрупких, немного женственных чертах было что-то притягивающее и манящее. Со стороны, в мягком холодном свете лаборатории он казался особенно неживым, напоминающим фарфоровую куклу.
Созревшее поэтичное сравнение несколько смутило Джеймса, и он тут же отвел взгляд в сторону. Неожиданное проявление эмоций со стороны отмороженного убийцы осталось незамеченным, к его же счастью.
Джеймс полагал, что сейчас пришла его очередь на усыпление (эта идея казалась ему уже не такой обыденной, как пару часов назад, и теперь провоцировала зарождение некоторых зачатков сопротивления), но, к его удивлению, он был приглашен последовать вслед за отделившейся от ученых группой агентов. Их было двое, не считая того, что нес юношу. Барнс молча последовал за ними, оставив своего молчаливого охранника в одиночестве.

Баки не сильно понимал целей того, что здесь происходит. Тем не менее, совсем скоро хитрые плетения узких темных коридоров привели небольшой отряд к тупику, который заканчивался одинокой темно-красной дверью. С тем же легким, едва уловимым шумом она убралась в пазы, и взору Зимнего Солдата предстало небольшое,  довольно слабо освещенное помещение.
Жестом Барнсу приказали оставаться у входа, и он беспрекословно подчинился. Внутренний раб, сломленный и захваченный ГИДРОЙ, вновь задушил в нем зачатки духа свободы и сомнений. Снова надев маску на лицо, он стал Зимним Солдатом – равнодушным и безучастным, понимающим исключительно приказы руководства.
Юношу занесли в комнату и усадили на неудобный, холодный стул. Краем глаза Барнс видел, как его крепко привязывают, пережимая суставы и рискуя повредить его связки и сухожилия. Эти люди совершенно не заботились о сохранности объекта. Джеймс отвел взгляд, уставившись в точку перед собой. Он не знал, сколько времени провел в этом более привычном ожидании без мыслей и переживаний — вышедшие агенты приказали ему стоять здесь и ждать чего-то, так что он мог позволить себе абстрагироваться от мира и погрузиться в некое подобие режима ожидания. Из этого состояния Барнс был выведен неожиданным появлением Александра Пирса и его телохранителей. Джеймс был удивлен тому, как четко он помнит этого человека в своем неизменном сером костюме, что было довольно странно, ведь его память имела вид некоторого бессмысленного набора арабских слов, которые он, вдобавок ко всему, отчаянно пытался прочесть слева направо. Легкая улыбка едва коснулась губ Александра, когда он смотрел на свое главное оружие и детище, которое еще его предшественники с такой любовью лелеяли и на которое возлагали огромные надежды, вместе с этим издеваясь и ломая его, как только это было возможно. В приглашающем жесте он указал на место слева от себя, что было правильно расценено Зимним Солдатом как приказ это самое место занять. Второй телохранитель молча отошел назад, уступая Барнсу. Вчетвером они зашли в комнату, где некоторое время в ожидании томился несчастный парень, намертво привязанный к стулу.
Джеймс снова поймал себя на каком-то легком сочувствии в отношении судьбы этого парня. Честно говоря, он не мог представить, какие ужасы с ним могут сотворить, и не хотел представлять. Подсознательно он ощущал опасность, исходящую от ГИДРЫ, которая владела им. И, все же, Зимний Солдат молчал.

Молчал до тех пор, пока ему не приказали взять оружие и застрелить парня, потому что… он был бесполезен? Он не оправдал их надежд?

Барнс повиновался. Он принял протянутый Пирсом ствол, снял его с предохранителя и прицелился точно между бровей парня. Тем не менее, он медлил. Пальцы не слушались, не спускали курок. Дыхание Джеймса стало более шумным и прерывистым, а сердце заколотилось с удвоенной скоростью, взяв невообразимо бешеный темп.

Зимний Солдат не понимал, почему не может убить человека, который сидит перед ним. Он ощущал на себе пристальные взгляды Пирса и его телохранителей, но самое невыносимое было впереди него: смирение существа, готового принять неминуемую гибель. Много раз Барнс без колебаний спускал курок, не обращая внимания на перепуганные взгляды и мольбы его целей, но сейчас… что-то в нем менялось. Мысль об убийстве стала отвратительной.

— Все хорошо? — вкрадчивым голосом интересуется Пирс, но в этом же вопросе слышится холодная сталь человека, чем-то раздраженного и обеспокоенного. Действует словно необходимый толчок.

Баки — так уже можно было назвать человека, который резко разворачивается и, не целясь, постреливает бедро одного из телохранителей и тут же переводит дуло на другого — не отдает отчета своим действиям. Он работает импульсивно, как делал бы семьдесят лет назад. Что-то незнакомое прежде, давно позабытое, наконец-то пробудило его. Зимний Солдат пошел против своих же, и все ради чего? Ради некоторого незнакомого ему парнишки с загадочным именем Моцарт?

Барнсу не составило большого труда разделаться с телохранителями Пирса, поскольку они были значительно слабее его, не говоря уже о том, что совсем не ожидали атаки. С Александром Джеймс не решился обходиться слишком радикально, просто придушив его до потери сознания.
Только сейчас, глядя на три поверженных тела, Зимний Солдат осознал, что он натворил. Он медленно повернул голову в сторону Моцарта, будто бы пытаясь осознать, что именно он был виноват в этом неожиданном порыве агрессии к собственным… хозяевам? Впервые в жизни Джеймс скривился от одной только мысли об этом. Наконец он так же медленно подошел к привязанному юноше, глядя на него с высоты своего роста. В упор, изучающе. Не произнеся ни слова, Баки вытащил из креплений на бедре боевой нож, ловким движением разрезав веревки, невероятно сильно давившие на суставы, при этом умудрившись даже не повредить кожи парня.

Барнс протянул ему металлическую руку в кожаной перчатке, приглашая встать и последовать за собой. Так или иначе, Баки уже сделал все, чтобы его тут или прибили, или сделали с ним кое-что похуже. Ему оставалось только бежать, прихватив с собой человека, который позволил ему впервые, казалось, за всю жизнь вздохнуть свободно.