Soap&Skin - Turbine Womb
Сальери задыхается в веренице бесчисленных дней. Он не принадлежит этому миру, он растворяется в нем. Клавиши безумно дорого рояля не останавливаются ни на минуту, рождая под умелыми пальцами звуки невыносимой боли разорванной души.

Сальери пьет и почти не ест, не спит. Реальность меркнет под наплывом алкогольного напряжения, но Антонио не останавливается, сгорбившись, что-то пишет в своих бесчисленных блокнотах, выстраивая в ряд остроугольные значки нот.

Когда его приглашают в Лос-Анджелес дать концерт, Сальери не удивляется, лишь дёргано мигает и, не раздумывая, подписывает контракт. Призраки несуществующего прошлого рвут грудную клетку, и в кои веки он хочет переключить внимание на что-то другое. Что-то не такое пугающее, однотонное… Но после первых двух репетиций он теряет всяческий интерес к происходящему, разочаровавшись: оркестр, собранный из лучших музыкантов мира, оказывается не способен передать всю отчаянную, рвущуюся боль его сознания. 

Однако на генеральной репетиции все его движения дирижера оказываются до неприличия точными, получившийся звук трогает бездушные стены, а сутки спустя и сердца таких же бездушных зрителей. Сальери с немигающим взглядом принимает аляповатые букеты и такие же несуразные поздравления: на праздничный банкет он не остается. Натягивает тяжелое пальто прямо на концертный костюм и идет в один из многочисленных пабов этого шумного и невыносимого города, долго сидит за барной стойкой, выстукивая по гладкой, старательно отполированной поверхности стола какую-то странную, до боли знакомую мелодию, и мечтает лишь об одном: немедленно воспроизвести те мучительные звуки, раздирающие голову.

Из заведения он выходит трезвой походкой и в чертовски скверном настроении.

Улицы Лос-Анжелеса ослепляют его своей невыносимой яркостью, безвкусием, и Антонио сам не замечает, как заблуждается в бесчисленной веренице закоулков и перекрестков. Казалось, следует пропустить всего два поворота, и ты полностью дезориентирован, потерян для мира.

Когда он встречается с черными, проклятыми глазами, лишь дёргано мигает и продолжает путь дальше. "Чего только не привидеться", – ядовитой ложью бьется в конвульсиях его сознание, пока душа разрывает тленную оболочку. Антонио хочется убраться от этого места подальше, он не понимает, что происходит.

Почему сердце так отчаянно, так пугающе бьётся в груди и никак не может остановиться, успокоиться? Почему глаза так отчаянно, так пугливо цепляются за каждое неосторожное движение в отвратительно душной темноте?

Боль пробивает грудную клетку раньше, чем Сальери осознает, что только что произошло. Усталый мозг запоздало реагирует, выборочно фильтруя вспышки происходящего.

Оседая на землю, прижимая обернутую в кожаную перчатку ладонь к горящей адским пламенем груди, Антонио слышит новую мелодию. Мелодию его смерти, на самых последних аккордах которой ее сменяет невыносимый белый свет, пугающий своей вульгарной яркостью.

Неужели ангелы существуют?

Отредактировано Antonio Salieri (2015-06-24 21:54:04)

Энергия вливалась в него ручьями, причиняя невыносимую боль. Сальери казалось, что  он разрывается на части. Откинуться на грязный асфальт, прикрыть глаза и полностью погрузиться в эту бесконечную агонию, отдаться иллюзиям и подчиниться проклятому сознанию, потеряться в реальности и обрести долгожданный покой – хотелось многого, но Антонио лишь оперся на локоть, приподнимаясь, и сквозь слезы наблюдал за происходящим, не веря. Высокая стройная фигура, казалось, сотканная из неземных серебристых нитей грациозно двигалась, ловко уклоняясь от ударов и нанося ответные, смертельные.

Разум бился в конвульсиях, но сознание тактично предпочитало его не замечать, жадно ловя каждое движения этого странного, но бесконечно прекрасного существа. Каждая частичка его тела рвалась к незнакомцу, иступлено желало прикоснуться, погладить бледную, казалось, истощающую священный свет кожу, запечатлеть в памяти формы, непривычные черты.

Будь Антонио хотя бы на капельку адекватнее, он бы давно сошел с ума от нереальности происходящего. Будучи человеком хорошо образованным, его бы не слабо поразило происходящее, но, уставший и едва живой, он только улыбался, безумно и грустно, и воспринимал это пугающее, невероятное действие как какой-то странный плод воспалившегося сознания, сон, иллюзию, неудачную галлюцинацию. А через несколько мгновений он и вовсе провалился в темноту – силы окончательно покинули его изломанное тело, успев краем глаза ухватить ослепляющее-белые прекрасные крылья.

Проснулся он в своей постели, в Санкт-Галлене. Основное место его жительства располагалось в Вене, огромнейшее помещение, приобретённое им сдуру, в самом центре города. Красивое, роскошное, но совершенно бездушное. Признаться честно, Сальери до чертиков пугало эхо и невыносимая, тягучая тишина в веренице комнат и залов и через несколько лет он приобрел еще одну квартиру, маленькую личную норку для его творческой души. Санкт-Галлен – небольшой городок в северо-восточной Швейцарии, спокойное и уединенное место. То, что ему и нужно.

Тело ломило нещадно, особо неприятные ощущения сконцентрировались в районе груди. С резким, судорожным вздохом, Антонио неловко приподнялся и осторожно дотронулся до кровавого пятна на рубашке, под которой не оказалось и шрама. Неуверенно проведя пальцами по запекшейся ткани, мужчина вновь повалился на мягкую кровать. Реальность превратилась в отборный бред, который не являлся ему даже под убойной дозой алкоголя и других довольно неприятных веществ.
В своей правоте насчет крайней безумности бытия Сальери уверился, когда воспалёнными глазами уловил чужой силуэт и не только уловил, а еще и опознал в нем своего нежданного спасителя, обладающего способностью выпускать крылья из спины налево и направо.

– Вольфганг, – хрипло прошипел Сальери, неприятно щурясь от звонкого, щебечущего голоса и потока информации, накрывшего его с головой. – Заткнитесь, будьте добры.

В конце концов, он же не просил его спасать: верно? А за взлом его дома, вежливостью можно и пренебречь.

С трудом перевернувшись на бок, свесив ноги с кровати и приняв кое-какое, но сидячее положение, Антонио жадно потянулся к графину с водой и осушил его едва ли не наполовину. Проморгавшись, и поняв, что надоедливое существо и не планирует исчезать, он глубокомысленно изрек:

– Что ты к черту такое?

Отредактировано Antonio Salieri (2015-06-30 21:02:08)